Тогда стоит налить себе суп, ведь дочь должна была приготовить его вчера. Но это не мешает выпить того чудесного вина. Пусть даже сейчас вечер. Вино можно пить всегда, только не на ночь. Ночью мысли путаются и ты можешь сойти с ума или же встретить человека, с которым совершишь свои грешные ошибки. Пусть это не будет ночью разврата, но рука сама собой потянется к ножу. Старинные часы показывали 10 утра, хотя Норман не верил им. Через какие-то мгновения стрелка могла сойти с ума и показывать на час-другой больше. Может быть, время так шутит с ним, что проскальзывает все мысленные отметки, а может в механизме что-то сломано. А может сломано в самом мистере Навахо, ведь добрую половину жизни он прожил уже. Тусклый свет проходил сквозь щелки плотных бардовых штор на окнах, его почти было не увидеть. Зато зеркальная дверь была неким ярким порталом в мир живых людей, чертя ограждение с миром картин Нормана.
Несколько шагов, скрип половиц, тихое недовольное урчание. Длинный путь от подвала до стола, который помогала преодолеть старая трость. Какие-то несколько шагов и в руках прохладный бокал с красным тягучим вином. Когда вдохновение теряет путь к телу Творца, то стоит немного направить его в нужное русло. С плеч упал черный пиджак и Норман остался в рубашке, ведь стало жарко. Бокал напоминал ему о прошлых годах и неизбежных падениях, о чудесных картинах и о людской жадности. О всех пороках, что преследуют людей, да и его самого.
Мистер Навахо уже сидел за своим письменным столом, ломая карандаш в руках. То, что выходило на листе его не радовало, а только злило. Штрихи ложились неровно, не было четкости в рисунке. Маленькая черно-белая девочка казалась размытой и холодной. Это совершенно не то, что должно было получиться. Маленький глоток вина, вдохнув предварительно его запах. Недовольство от поражения стало лишь сильнее.
Ты не должна быть пустой! Ты не просто рисунок.
Пальцы пробежали по листку, словно отдавая ему свои жизненные силы. Только девочка оставалась все так же неподвижна. В ней не было жизни и энергии, как в других детях. Неужели великий художник не в силах нарисовать ребенка? Левой рукой по бумаге. Сильно, чтобы по лавке разлетелись листы, как снег в морозную ночь.
Это просто невозможно. Возьми себя в руки, Норман, возьми себя в руки.
Следующий лист и тяжелый вдох. Пятая попытка должна стать решающей. Даже когда нет вдохновения, надо стараться что-либо делать. В этом и есть истинный смысл тайн великих мастеров своего дела. Когда ты переступаешь через все свои «не могу», ты становишься выше лени, выше всех земных людей. Тогда тебя ведет лишь одно желание, желание сделать шедевр. Взгляд пробегал по ранним картинам. По девушке, у которой феи играют в волосах. Жизнь кипит в работах, она сейчас выйдут из картинного плена и заполнят лавку своим присутствием. Даже гномы с другой картины будут плясать вокруг стола Творца.
От вороха мыслей Навахо отвлек звук колокольчика. Пришел посетитель, как-то не вовремя. Бокал с вином так и остался стоять на столе, а сам художник привстал, приветствуя гостя. Рукой он потянулся к своей трости и сжал ее. Похоже, что хозяин пока не был замечен юной девочкой, которая зашла на огонек. Она смотрела на колокольчик. Удивлению Нормана не было предела. Дети никогда не заходили к нему. Ведь он считался опасным существом. Именно существом, а не человеком. В некоторых устах даже чудовищем, убийцей.
- Эй, ты чего?
Норман поднял бровь и еще раз взглянул на дверь. Родителей видно не было. Неужели ребенок сам, по своей воле, пришел в это Богами забытое место? Девочка была мила внешне, она напоминала рисунок, который он так и не мог закончить. Возможно, это то самое вдохновение, о котором мечтал все последние часы мистер Навахо.
Он отвечает только хозяину. Относится к виду молчаливых колоколов.
Навахо еще раз осмотрел свои картины и убедился, что именно в этой лавке его слова могут звучать разумно. Вокруг царило волшебство красок, воскрешение мифов и легенд, сказок разных народов мира. Странная девочка пришла к нему сегодня. Но больше всего на свете он обожал таких людей. Большинство прятало в себе нечто особенное, что было в них. А остальные, кто был открыт, были поистине чудны. Чудны, от слова "чудо".
Странно видеть гостей в моей обители. Дети боятся меня.
Голос звучал доверительно, хотя и слышна некоторая усмешка. Норман не мог спокойно говорить о слухах, которые витали вокруг него. Быть может потому, что частично все было правдой? В нем сразу просыпалась ирония и желание припугнуть того или иного простока.

Проведя несколько часов за разговорами, большей частью касавшихся дел в колледже, а так же отдав должное стараниям повара и перепробовав добрую половину алкогольного ассортимента, значившегося в меню заведения, Барбара, наконец, решила, что уже очень устала и хочет домой. Прикинув, что будет быстрее - вызвать такси или прогуляться пешком, она пришла к выводу, что пешая прогулка до города вызывает у нее больше положительных эмоций, чем ожидание машины, ведь в этом случае пришлось еще какое-то время провести за столом, а этого чертовски не хотелось делать. В целом ей вечер очень понравился, но все же общение с людьми следовало дозировать, и Барбара чувствовала, что на сегодня лимит уже начинает подходить к концу.
Тепло попрощавшись с компанией и еще раз поздравив именинницу, Барбара надела куртку и вязаную шапку, после чего бодро направилась к двери. Там она остановилась и, обернувшись, помахала рукой оставшимся, после чего так же бодро распахнула дверь и вышла наружу. Лицо разомлевшей в тепле женщины тут же обожгло холодным ветром, и любительница пеших прогулок, зажмурившись, едва не бросилась обратно в помещение, однако нежелание наблюдать, как приятная вечеринка плавно переходит в пьяный дебош, переселило, и Барбара решительно зашагала к трассе. Выйдя на тротуар, она двинулась в сторону Нью-Салема, стараясь не обращать внимания на порывистый ветер и мечтая о том, как придет домой, сделает себе вкусный час и отогреется в горячей ванне. Мечты придавали сил, и Барбара какое-то время даже радовалась возможности прогуляться и немного встряхнуться после застолья, однако, когда спустя полчаса ей на лицо упали первые капли дождя, радости как-то поубавилось. Женщина остановилась и, задрав голову, посмотрела на иссиня-черное небо, на котором не было видно ни одной звездочки. Наверное, все заволокло тучами, - подумала она, запоздало пожалев, что не осмотрелась по сторонам, будучи еще возле кафе. Теперь же вызывать такси было просто некуда, и Барбаре только и оставалось, что прибавить шагу в надежде, что она успеет добраться до города раньше, чем начнется более сильный дождь, но спустя еще пять минут стало понятно, что этим надеждам не суждено сбыться. В небе прогремел раскат грома, сначала один раз, потом еще и и еще, и мелкий моросящий дождик сменился уверенным ливнем, и всего через десять минут вымокшая до нитки Барбара уже стучала зубами от холода, мысленно кляня себя за эту идиотскую затею с прогулками по ночам. Несколько раз она оглядывалась по сторонам, надеясь, что на трассе появится какая-нибудь машина, водитель которой сжалится над ней и довезет хотя бы до города, невзирая на то, что вымокшая одежда Барбары может испортить обивку сидения. Но на трассе было безлюдно, ведь Нью-Салем - это не Лас-Вегас, и народ отнюдь не стремится туда попасть в любое время суток, а потому женщина так и продолжала идти по дороге. Впрочем, "идти" -  было громко сказано, Барбара, скорее, обреченно брела по лужам, уже не особо стараясь их обходить, ведь ботинки тоже уже намокли, и теперь там противно хлюпала вода. Внезапно за спиной раздался рев мотора, и женщина замерла на месте, боясь поверить своему счастью, после чего резко повернулась, всматриваясь в темноту. Сомнений не было - на трассе действительно появилась машина, и Барбара облегченно вздохнула, радуясь тому, что ее мучения вот-вот закончатся. Господи, пусть он остановится! Пожалуйста! - взмолилась она, стоя на обочине и ожидая, пока автомобиль подъедет поближе.