Биография
Этот высокий красивый мужчина с тёмными глазами, сверкающими насмешкой, окутан какой-то тайной. Риманец баснословно богат, но никто, в сущности, не знает, откуда он явился. Он называл себя князем, и нельзя не верить этому, глядя на величавый поворот головы и благородную осанку этого красивого брюнета. Он предпочитал пить без меры, давал себе свободу и становился необуздан, но никогда не делался грубым и вульгарным, а его странные рассуждения производили неизгладимое впечатления на тех, кто их слышал. Странное он существо, и никто не мог бы сказать, что он потерян для общества, но он держался так обособленно, что никто не мог понять, откуда в его глазах такая странная бесконечная печаль. Он - воплощённая загадочность...
Спросите меня: откуда ты родом? И я задумаюсь, а потом разведу руками: да разве на такой вопрос возможен иной ответ? Спросите меня: кто твои родители? И мой бледный лоб пересечет морщина, и пройдет немало времени, прежде чем я наконец произнесу: неужели только они способны подарить жизнь? Спросите меня: кто ты сам, наконец? И смех мой будет вам горькой наградой: что толку знать это, когда срок вашей жизни истекает, а все вопросы бессмысленны пред Вечностью?
Страны, лица, века. В попытках понять, полюбить, быть может, простить… Напрасно. Мелкие страсти, ограниченные интересы, ничтожные стремления…
Зачем я здесь? Молчание будет вам ответом, и лишь скорбная морщинка пересечёт гладкий лоб. Не знаю… Быть может в попытке убежать от самого себя пришёл я на эту проклятую грехом богатства землю, а может быть в тщетной попытке убить вас? Зачем вам знать мой мотив? Всему своё время, пусть всё идёт своим чередом. Мудрец сказал однажды: «Всему свой час и время всякому делу под Небесами». Вы поймёте, быть может, но не сейчас и не здесь… Развлекайтесь, господа, развлекайтесь! Я же постою в сторонке, потягивая терпкое вино, подобное тому, как пил прокуратор Иудеи в невыносимый день четырнадцатого числа весеннего месяца нисана…

Характер
Нет существа менее импульсивного или более обремененного умыслом, чем я. Верьте или не верьте, как хотите. Вера - такое чувство, которое навязать принуждением нельзя. Если б сказал вам, что я опасный товарищ, что я люблю зло больше, чем добро, что я ненадежный руководитель человека, что бы вы подумали? Но я не притворяюсь, у меня только одна вера! Глубокая и страшная вера! И хуже всего, что она правильна, правильна, как машина мироздания!
Удивительное обаяние, соединённое с поразительным цинизмом, составляет основную черту характера. Что за странное существо - что за странное смешение философии, светскости, чувства и иронии, которые, казалось, вились, как жилки листа, через изменчивый темперамент этой блистательной полутаинственной личности, властной, полужестокой, полуласковой, смотрящей временами на всю жизнь как на вздорную шутку и на людей - как на действующие лицо пошлой забавы. Презрение сквозило на его лице в эти минуты.
«Не заходи за черту…» Сколько раз вы окажетесь способны произнести это, пока слова не превратятся в пустой звук и значение их не растворится в пространстве? А может, до тех пор, пока буквы кредо не впечатаются в душу, в кровь, не проникнут насквозь всё существо?.. Нет? Такое не для вас? Тогда отвернитесь, а ещё лучше – убирайтесь вон. Ваш взгляд, ваш вид, ваш тихий голос претят моему сознанию. Слишком чуждо, чересчур приземлёно. Для меня же не существует ограничений страшнее, чем те, что я сам создал для себя, а их немало. За моей чертою – мрак. Но терять мне нечего. Всё, обретённое мною, - лишь прах. Возможно, со временем и вы осознаете, – хотя бы это.… И при мне всегда моя боль: я не бываю одинок.
…Вы по-прежнему здесь? Вы утомили меня, мне нет до вас никакого дела. Дверь – налево: ступайте.… Отказываетесь уходить? Тогда сядьте, в конце-концов, - доколе будете мельтешить.… Не двигайтесь, прошу, иначе Ваш портрет будет написан Вашей же кровью… Ирония? – нет. Быть может, - угроза? – и это неверно: мое обещание сравнимо с клятвой. Но не подумайте, будто бы клятва касается Вас. Забудьте.
Не смотрите столь укоризненно. Вы страдаете? Мне это безразлично. Вы счастливы? Для меня неважно и это. Свой шанс меня удивить вы упустили давно, но никто не запрещает вам пытаться снова и снова.

Внешность
Высокий величественный мужчина с изящными манерами. Прекрасной формы голова указывала на силу и ум и благородно держалась на плечах, достойных Геркулеса. Лицо было овальное и особенно бледное, что придавало почти огненный блеск его темным глазам, которые имели удивительно обаятельный взгляд веселья и страдания вместе. Самой замечательной чертой его лица был рот: несмотря на безупречно красивый изгиб, он был тверд и решителен и не слишком мал, в спокойном состоянии отражающий горечь, презрение и даже жесткость. Но когда улыбка озаряла его, он выражал - или даже казалось, что выражал - нечто более утонченное, чем страсть. Какой царственный, почти богоподобный вид был у него. А между тем было что-то страшное в его позе, полной вызова и протеста. Темные, печальные, загадочные глаза были полны неутолимой боли, невыразимого раскаяния, невообразимого отчаяния. Слабая улыбка была на его лице, придавая удивительную нежность и почти сверхъестественный свет его красивым мрачным чертам, подернутым тенью вечной скорби.
Зеркала – что за искренние лжецы! Ни одно не отразит истинного облика, и при этом редко какое пыльное стекло усомнится в том, что переданный им образ – единственно верный.
…Длинные пальцы скользят по гладкой льдистой поверхности. Идеально очерченные губы кривятся в усмешке, но темные омуты глаз невозмутимо спокойны. Отражение в отражении зерцала души. Такое хрупкое, такое тонкое.… Взгляд – из-под полуопущенных ресниц – на мрамор под ногами. Рябь в плоскости черно-прозрачного омута. Лезвием блика по шелесту изнанки амальгамы. На каменных плитах алмазными осколками рассыпался звук…
С одной ложью покончено.
Моё воплощение приняло облик киноактёра Орландо Блума.

Пробный пост.
Он шел сюда, уже зная, прекрасно отдавая себе отчет, чем всё это может обернуться, но уже тот факт, что Михаэль в одном с ним городе, ходит по тем же улицам, что и он, - это было выше его сил, слишком многое их связывало, чтобы не попробовать еще раз, в конце концов игра стоила свеч - даже ради того, чтобы просто встретиться и поговорить, еще раз увидеть после стольких дней. Но он не был готов к тому, что рядом с ним увидит женщину. Одна только мысль о том, что эти двое вместе, разбудила чувство ревности, спящее до этого в груди. И вот теперь эта змея подняла голову, ужалила и без того уязвленную гордость. Но он остался верен себе, скрыв удивление и ревность за невозмутимой насмешливостью. Проводив долгим задумчивым взглядом молодую женщину, тепло взглянул на напряженного немца.
- Помнится в прошлый раз ты сам искал встречи со мной, старый друг. - Вздохнул, сбрасывая маску насмешки, являя Михаэлю грусть от подобного неласкового приема, наблюдая, почти завороженно, выражение лица человека, на которого, подобно лавине, обрушивается поток образов из прошлого, не того прошлого, который он помнит, но того, которое не помнишь, словно это все не с тобой было, а было ли? Удовлетворенный торжествующий блеск в темных глазах и шаг вперед, потом еще и еще. В итоге рекомендованное для комфортного общения расстояние в полметра было нарушено. - Что же изменилось теперь? Может поговорим в другом месте, где нас не услышат случайные уши? - Кивнул в ту сторону, куда вышла Сумарокова. - Значит её зовут Соня. - Многозначительно обронил, наблюдая за бешенством во взгляде светловолосого мужчины напротив.
Оттолкни меня, ну же… Тогда я стану тебе врагом, а ты мне – желанной целью, и это свяжет нас крепче любых дружеских уз… Или прими мою руку, скрепи прикосновением пальцев ту нить, что тянется, кажется, столь долгий срок, что и жизни не хватит… Я чувствую это… Только когда вижу тебя… А что чувствуешь ты?..

Отредактировано Lucio Rimanez (2014-09-13 21:38:21)